Twitter Виртуального Бреста Группа в одноклассниках

Пружанский мастер создал коллекцию из 30 тысяч резных человечков

23  Мая 2010 г.  в 13:02 : Виртуальная экскурсия

Василий МАТВЕЕВ, Рэспубліка

Самобытный мастер из Беловежья создал свой мир, который живет по законам Божьим и человеческим. 

Одиночество – удел сильных натур. И это о нем, Николае Васильевиче Тарасюке, 78-летнем чудаке-старике из затерявшейся в беловежских лесах деревни. Охотник, рыбак, крестьянин в десятом поколении, философ и редкого дара мастер, он не собирается уезжать из обезлюдевшего хутора "до гробовой доски". Горбачев подарил ему черную "Волгу". Глава Пружанского района помог с новой квартирой в райцентре… Но не в этом смысл жизни престарелого отшельника. На кого ж он оставит свой 30-тысячный деревянный народ и чудо-музей? Пока, увы, не на кого.

Стойлы – деревня одного человека. Дорога здесь давно заросла травой. На подворьях – тишина, густо перемешанная с комарами. Лишь в одном доме теплится жизнь. Это усадьба Солопы, как называет ее сам хозяин Николай Тарасюк. У калитки – гнездо аистов. Над забором, как армейская хоругвь, возвышаются лопата, грабли, метла и коса – здесь живет труженик. И тонкий художник: только вплотную подойдя к гнезду, я увидел, что буслы искусно вырезаны из дерева.

— Птушкi жывуць там, дзе жывуць людзi, там, дзе грукае калодзежны ланцуг, дзе жнуць сярпамi жыта. Не стала тутака мужычка – i буслы адляцелi. А як жа мне без iх? Узяў ды зрабiў сабе, о! – щурит глаза дед Микола. – Усе свае 78 год я тут. Мацi нарадзiла мяне ў полi на жнiве, вунь там, за садам. Тут жылi мой дзед i мой бацька. Тутака нарадзiлiся трое маiх дзяцей, тут пахаваў сваю жоначку. Куды ж я, стары небарака, падамся? Да гэтых мясцiн прыкiпеў душою i сэрцам.

Судьба хранила его и будто говорила: живи, у тебя в этом мире особая миссия. В войну всю их деревню каратели выстроили у ямы, зарядили пулемет. Но не расстреляли: вмешался случай. В 1945-м он пошел во второй класс и окончил четырехлетку. В 11 лет уже пахал и бороновал сам, но надорвался, заболел и слег. От уколов пропало зрение, 16 лет он молил Бога о выздоровлении и плакал ночами. Дома, лежа на печи с закрытыми глазами, один за другим вспоминал яркие эпизоды детства. Будни. Праздники. Горести и радости. Этот мир был более реальным, живым. Здесь его не называли "нягоднiкам" и "лайдаком".

— Саветы аднялi ўсё, што складала сэнс жыцця мужычка. Веру, зямлю, жывёлу, прылады… Раскулачылi маво бацьку. Пасразалi крыжы з цэркваў. У калгасе я працаваў пастушком за нейкiя палачкi, а ў канцы месяца на рукi атрымлiваў усяго 3 рублi, о! Год за годам родная вёска з яе традыцыямi i гонарам мянялася на вачах. Голас унутры мяне казаў: "Ты павiнны вынесцi ўсё гэта на сцэну, не дай гэтаму загiнуць", — вспоминает дедушка Тарасюк. – З таго часу я раблю свой драўляны люд. Размаўляю з iм, не даю яму ленавацца, сумаваць i пiць. За столькi год я парадзiў 30 000 мужычкоў, дзетак, кабет, папоў... Многiя з iх зараз жывуць у розных музеях Беларусi i Польшчы. Для астатнiх пабудаваў у сядзiбе асобны дамок — "Успамiны Бацькаўшчыны" завецца.

Это миниатюрный музей, крохотный беловежский Лувр, чью экспозицию можно емко назвать энциклопедией крестьянского быта. Он густо населен простым сельским людом, который в нехитрых сценках или панорамных полотнах воспроизводит весь круговорот деревенской жизни. Рождение, крестины, работа в поле и по хозяйству, строительство дома, свадьба, венчание, похороны, церковь, домашняя скотина, сельские нравы, старики и молодежь… — десятки и сотни выполненных из дерева, лозы, коры и соломы работ. Полнокровная жизнь послереволюционной деревни, за стывшая в наглядных и простых образах. На стенах тут и там – плетеные лапти и десяток соломенных шляп, в которых так любит встречать гостей хозяин усадьбы.

— Ноччу да мяне прыходзяць успамiны. Я бачу во, як вас, сваiх аднавяскоўцаў, родзiчаў, размаўляю з iмi, яны жаляцца мне. Зранку ў галаве ўжо гатова новая калекцыя мужычкоў. Бяру чурбанчыкi, адмысловы тапорык, нож, простыя фарбы i прымаюся за працу. Два-тры тыднi — i сцэнка гатова. А вось ужо над буйным сюжэтам можна i некалькi месяцаў прасядзець, – объясняет суть своего творческого метода мастер. – Жонка-нябожчыца казала, што я зусiм дурны: у цацкi гуляюся. Аднавяскоўцы шуткавалi, што такое непатрэбства нельга нават у печ пакласцi. Але калi маiх мужычкоў пабачылi госцi з Miнска, дык за кожнае такое "непатрэбства" заплацiлi па 650 савецкiх рублёў,о!

Каждая работа деда Миколы – это короткометражный немой фильм, к которому обязательно прилагается текст. Без него сюжет не полон. Мудрые фразы венчают очередной шедевр, заставляют фигурки разговаривать со зрителем, открывают ему скрытый смысл и особую философию крестьянина. Только после этого можно понять, отчего радуется и почему плачет душа беловежского отшельника. "Мельница". "Папрадуха". "Вяселле". "Жнiво". "Пайшоў бы я ў белы свет, але свет мяне не прыме, бо я ўжо стары", — сокрушается деревянный дедушка с седой бородой и клюкой. "Як цяжка прыйшлося мужычку, калi яго раскулачылi", "Запусцiлi зямлю бур’янамi" — говорят о трагических событиях 1930-х годов очередные сценки. "Беззащитный мужичок весь век слугою", "Большая грамота погубила трудовое человечество", "Живой в землю не полезешь", "Анi ложкi, анi мiскi, толькi вicяць дзве калыскi", "Чиновник пузо наливает, а мужичок горба наживает" — это о тяжелой крестьянской доле, которую полной ложкой хлебнул в детстве сам Николай Васильевич.

В наивном деревянном мире Тарасюка есть место не только самозабвенному труду на земле, быту и любованию природой. Здесь обсуждаются самые острые проблемы последних десятилетий. Двое политиков сидят за столом, на котором стоит ядерная бомба: "Сделали бомбу, но кого они собираются убивать: всех подряд или по выбору?" — задается вопросом пытливый крестьянский ум. Три VIP-персоны в Беловежье с рюмками и бочками самогона на заднем плане. Название: "Трое в Беловежской пуще. 1991 год". И огромное количество работ, на которых изображены чиновники и политики разных рангов: они спят на заседаниях, не слушают президента, обманывают мужичка и никак не могут понять его простых просьб. "Узяў бы, здаецца, "тулку" i cтрэлiў у тэлевiзар. Але ж хто новы прывязець?" — грустно улыбается мастер.

Неизносимый деревянный народ, как называет дед Микола своих подданных, живет по законам Божьим и человеческим. И каждый здесь получает по заслугам. Неотвратимо. Тот, кто ломал кресты в 1930-х, изображен с рогами и копытами. Пьяница лежит в гробу, уставленном зелеными бутылками. Убийцы, насильники и самогонщики стоят на эшафоте. Их ждет расстрел.

— Гарбачoў даў мне ў 1987 г. залаты медаль лаўрэата Усесаюзнага фестывалю народнай творчасцi i "Волгу", о! Машыну тую я, дарэчы, так i не забраў – нашто яна мне ў лесе? Прэзiдэнт Лукашэнка ўручыў аднаму з першых прэмiю "За духоўнае адраджэнне". Вось i дыплом аб гэтым маю. Райвыканкам даў кватэру ў Пружанах, але ж я ўсё роўна тут. Чаму? Якi ж я народны майстар, калi жыву ў горадзе, у чужой стыхii? Тутака я свой. Сюды да мяне прыязджае моладзь, унукi, людзi з усяго свету: дзiвяцца на музей, на гаспадарку, на жыццё простага мужычка, якi закаханы ў сваю зямельку. Я веру: гэтак болей шансаў, што з iх, маладых, вырастуць сапраўдныя працавiтыя людзi, удумлiвыя гаспадары, — мечтательно смотрит на цветущий сад Николай Васильевич.

В свои 78 дед Микола – неисправимый крестьянин, собственник в самом лучшем смысле этого слова. В его пущанском хозяйстве – конь, двое свиней, утки, гуси, 2 кошки, 3 собаки, 8 ульев, гектар огорода и… черепаха Гультай. Внуки наигрались и привезли. Так и живет она в дедовых Солопах вот уже 15 лет. Вдали от цивилизации и людей. Хотя нет, люди здесь все-таки есть. Раз в месяц появляется почтальон – с пенсией и свежим хлебом. Заезжает автолавка, но сам Тарасюк больше ждет Надежду Степановну Щербо – бабушку из заречной деревни, которая присматривает за ним последние годы и приносит еду. Они поют старинные песни и танцуют, а еще сидят вечерами на лавке возле дома: он режет мужичков, она отмахивается веточкой от комаров.

— Во гэта мая новая сцэнка, сумная. Вёсачка, у якой ужо няма мужычка: засталiся на падвор’ях косы, бораны, плугi, вазы, а мужычка няма, о! Дзецi ў горадзе, старыя памерлi цi дажываюць век у бетонных кватэрах на верхнiх паверхах. А стары дзед стаiць на дарозе i думае: "Як жа будуць жыць мае дзецi, унукi i праўнукi?"

…Дед Микола не ответил только на один вопрос: как выглядит крестьянский рай? Но я догадался сам. Небольшая деревушка в лесу, маленький дом у дороги, забор, колодец, аисты и ровный клин земли, в котором – вся сила, все счастье и весь смысл жизни "небаракi"-мужичка.