Николай Малишевский: Был ли польский Тухоли лагерем смерти для русских?

16  Декабря 2012 г.  в 13:21 : История города Бреста

Николай Малишевский: Был ли польский Тухоли лагерем смерти для русских?Историк Николай Малишевский рассказал «NewsBalt» об истории создания в Польше времён Второй Речи Посполитой «архипелага» из концентрационных лагерей, где погибли десятки тысяч пленных красноармейцев.

В октябре 2012 года польская Фемида собирается засудить и заставить извиняться немецких журналистов «Die Welt», несколько лет назад использовавшей словосочетание «польский концентрационный лагерь» столь же решительно, как этим летом поляки вынудили президента США Барака Обаму извиняться за словосочетание «польский лагерь смерти». Дескать, ничего подобного нет, и быть не могло в истории многострадальной Польши.

После знакомства с информационными сообщениями на эту тему, почему-то вспомнился второй по величине польский лагерь, расположенный в районе города Тухоля (Tucheln, Tuchola, Тухоли, Тухол, Тухола, Тухоль). Он был построен немцами во время первой мировой войны в 1914 году. Первоначально в лагере содержались в основном русские, к которым позже присоединились румынские, французские, английские и итальянские военнопленные. С 1919 года лагерь стал использоваться поляками, концентрировавших там красноармейцев, а также солдат и командиров российских, украинских и белорусских формирований и гражданских лиц, симпатизировавших советской власти.

В декабре 1920 года представитель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньска писала: «Лагерь в Тухоли — это т.н. землянки, в которые входят по ступенькам, идущим вниз. По обе стороны расположены нары, на которых пленные спят. Отсутствуют сенники, солома, одеяла. Нет тепла из-за нерегулярной поставки топлива. Нехватка белья, одежды во всех отделениях. Трагичнее всего условия вновь прибывших, которых перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие… После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают».

Из писем белогвардейцев: "...Интернированные размещены в бараках и землянках. Те совершенно не приспособлены для зимнего времени. Бараки из толстого волнистого железа, изнутри покрыты тонкими деревянными филёнками, которые во многих местах полопались. Дверь и отчасти окна пригнаны очень плохо, из них отчаянно дует... Интернированным не дают даже подстилок под предлогом "недоедания лошадей". С крайней тревогой думаем о будущей зиме" (Письмо из Тухоли, 22 октября 1921 года).

"...Прошёл ровно год, как наши части перешли реку Збруч... С 22 августа 1921 года мы в Тухоле, с именем которого связаны самые тяжёлые впечатления... С большой дороги, из-за рощи и возвышающегося земляного бугра не видно самого нашего лагеря... не видно людских страданий, горя и слёз. Всё проносится мимо. Сердце полно любви к Родине. Хочется крикнуть: "Обречённые на смерть тебя приветствуют, Родина"". (Письмо М. Т., лагерь Тухоли, 8 ноября 1921 года).

В Государственном архиве Российской Федерации есть воспоминания поручика Каликина, прошедшего через концлагерь в Тухоли. Поручик, которому посчастливилось выжить, пишет: «Ещё в Торне про Тухоль рассказывали всякие ужасы, но действительность превзошла все ожидания. Представьте себе песчаную равнину недалеко от реки, огороженную двумя рядами колючей проволоки, внутри которой правильными рядами расположились полуразрушенные землянки. Нигде ни деревца, ни травинки, один песок. Недалеко от главных ворот - бараки из гофрированного железа. Когда проходишь мимо них ночью, раздаётся какой-то странный, щемящий душу звук, точно кто-то тихо рыдает. Днём от солнца в бараках нестерпимо жарко, ночью - холодно... Когда наша армия интернировалась, то у польского министра Сапеги спросили, что с ней будет. "С ней будет поступлено так, как того требуют честь и достоинство Польши", - отвечал он гордо. Неужели же для этой "чести" необходим был Тухоль? Итак, мы приехали в Тухоль и расселились по железным баракам. Наступили холода, а печи не топились за неимением дров. Через год 50% находившихся здесь женщин и 40% мужчин заболели, главным образом, туберкулёзом. Многие из них умерли. Большая часть моих знакомых погибла, были и повесившиеся». Красноармеец В.В. Валуев, рассказывал, что в конце августе 1920 года он с другими пленными «были отправлены в лагерь Тухоли. Там лежали раненые, не перевязанные по целым неделям, на их ранах завелись черви. Многие из раненых умирали, каждый день хоронили по 30-35 чел. Раненые лежали в холодных бараках без пищи и медикаментов».

В морозном ноябре 1920 года тухольский госпиталь напоминал конвейер смерти: «Больничные здания представляют собой громадные бараки, в большинстве случаев железные, вроде ангаров. Все здания ветхие и испорченные, в стенах дыры, через которые можно просунуть руку... Холод обыкновенно ужасный. Говорят во время ночных морозов стены покрываются льдом. Больные лежат на ужасных кроватях... Все на грязных матрасах без постельного белья, только 1/4 имеет кое-какие одеяла, покрыты все грязными тряпками или одеялом из бумаги».

Известная польская общественная деятельница, член ЦК МОПР Польши, уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовска о ноябрьской (1920 г.) инспекции в Тухоль: «Больные лежат на ужасных койках, без постельного белья, лишь у четвертой части есть одела. Раненые жалуются на ужасный холод, который не только мешает заживлению ран, но по словам врачей, усиливаем боль при заживлении. Санитарный персонал жалуется на полное отсутствие перевязочных средств, ваты и бинтов. Я видела бинты, сохнущие в лесу. В лагере широко распространен сыпной тиф и дизентерия, которая проникла к пленным, работающим в округе. Количество больных в лагере столь велико, что один из бараков в отделении коммунистов превращен в лазарет. 16 ноября там лежало более семидесяти больных. Значительная часть на земле».

Смертность от ран, болезней и обморожений была такова, что, по заключению американских представителей, через 5-6 месяцев в лагере вообще никого не должно было остаться. Сходным образом оценивала уровень смертности среди заключенных уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовска: "…Тухоля: Смертность в лагере столь велика, что согласно подсчетам, сделанным мною с одним из офицеров, при той смертности, которая была в октябре (1920 г.), весь лагерь вымер бы за 4-5 месяцев".

Польский профессор З.Карпус, считающийся на родине одним из главных специалистов по данной проблематике, в своих русскоязычных публикациях пишет, что «авторы многих российских публикаций утверждают, что там умерли 22 тыс. красноармейцев, и называют этот лагерь «лагерем смерти». Печатая такие «откровения», российская сторона не задается простым вопросом: возможно ли, чтобы такое множество военнопленных умерли за столь короткое время их пребывания в Тухоле? В этом лагере советские военнопленные находились только с конца августа 1920 г. до середины октября 1921 го.» и тут же врёт, что «историки и журналисты, писавшие о "лагере смерти" в Тухоле, не ссылаются ни на какие достоверные архивные источники», поскольку «такая высокая смертность (в среднем больше 2 тыс. человек в месяц) неизбежно была бы зарегистрирована в армейских и административных документах, местной печати».

Эмигрантская русская пресса издававшаяся в Польше и, мягко говоря, не испытывавшая симпатий к большевикам, прямо писала о Тухоли, как о «лагере смерти» для красноармейцев. В частности, эмигрантская газета "Свобода", выходившая в Варшаве и полностью зависимая от польских властей, в октябре 1921 года сообщала, что на тот момент в лагере Тухоля погибло в целом 22 тыс. человек. Аналогичную цифру погибших приводит и начальник II отдела Генерального штаба Войска Польского (военной разведки и контрразведки) подполковник Игнацый Матушевски.

В своём докладе за №1462 от 1 февраля 1922 г. в кабинет военного министра Польши генералу К.Соснковскому Матушевски утверждает: «Из имеющихся в распоряжении II Отдела материалов... следует сделать вывод - эти факты побегов из лагерей не ограничиваются только Стшалковом, а происходят также во всех других лагерях, как для коммунистов, так и для интернированных белых. Эти побеги вызваны условиями, в которых находятся коммунисты и интернированные (отсутствие топлива, белья и одежды, плохое питание, а также долгое ожидание выезда в Россию). Особенно прославился лагерь в Тухоли, который интернированные называют «лагерем смерти» (в этом лагере умерло около 22000 пленных красноармейцев)».

Аналогичный письму Матушевского от 1 февраля 1922 года документ — письмо председателя КГБ при СМ СССР А. Н. Шелепина Первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущёву Н-632-ш от 3 марта 1959 года — польская сторона считает основным документом, подтвердившим факт расстрела весной 1940 года 21.857 польских военнопленных. Но к письму Матушевского польские историки относятся иначе.

Поэтому, анализируя содержание документа за подписью главы польской спецслужбы, российские исследователи, прежде всего, подчеркивают, что он «не являлся личным посланием частного лица, а официальным ответом на распоряжение военного министра Польши № 65/22 от 12 января 1922 года с категорическим указанием начальнику II отдела Генерального штаба: «…представить объяснение, при каких условиях произошел побег 33 коммунистов из лагеря пленных Стшалково и кто несет за это ответственность». Подобные распоряжения обычно отдают спецслужбам тогда, когда требуется с абсолютной достоверностью установить истинную картину произошедшего.

Министр не случайно поручил Матушевскому расследование обстоятельства побега коммунистов из Стшалково. Начальник II отдела Генерального штаба Войска Польского в 1920-23 г.г. был самым информированным человеком в Польше по вопросу о реальном состоянии дел в лагерях военнопленных и интернированных. Подчиненные ему офицеры II отдела, занимались не только "сортировкой" прибывающих военнопленных, но и контролировали политическую ситуацию в лагерях. Реальное положение дел в лагере в Тухоли Матушевски был просто обязан знать в силу своего служебного положения.

Поэтому не может быть никаких сомнений в том, что еще задолго до написания своего письма от 1 февраля 1922 года Матушевски располагал исчерпывающими, документально подтвержденными и проверенными сведениями о смерти 22 тысяч пленных красноармейцев в лагере Тухоли. В противном случае надо быть политическим самоубийцей, чтобы по собственной инициативе сообщать руководству страны непроверенные факты такого уровня, тем более, по проблеме, находящейся в центре громкого дипломатического скандала! Ведь в то время в Польше еще не успели остыть страсти после знаменитой ноты наркома иностранных дел РСФСР Чичерина от 9 сентября 1921 г., в которой тот в самых жестких выражениях обвинил польские власти в гибели 60.000 советских военнопленных.

Решение официально поставить высшее польское руководство в известность о факте гибели в Тухольском лагере 22 тысяч пленных созрело у Матушевского, скорее всего, по причине того, что это перестало быть тайной для польской и мировой общественности. Матушевски хорошо представлял себе, какой эффект взорвавшейся бомбы способно произвести в кабинете министра и у польского политического руководства его официальное подтверждение факта гибели 22 тысяч военнопленных только в одном лагере. Нет сомнений, что в момент написания письма он прекрасно отдавал себе отчет в том, что от него потребуют дополнительные объяснения».

Помимо доклада И.Матушевского, сообщения русской эмигрантской прессы об огромном количестве погибших в Тухоли фактически подтверждаются и отчетами госпитальных служб. В частности, относительно «ясную картину в отношении гибели российских военнопленных можно наблюдать по «лагерю смерти» в Тухоли, в котором имелась официальная статистика, но и то только в отдельные периоды пребывания там пленных. Согласно этой, хотя и не полной статистике, с момента открытия лазарета в феврале 1921 г. (а самые трудные для военнопленных были зимние месяцы 1920-21 гг.) и до 11 мая этого же года эпидемических заболеваний в лагере было 6491, неэпидемических - 17294. Всего - 23785 заболеваний. Число пленных в лагере за этот период не превышало 10-11 тыс., поэтому более половины находящихся там пленных переболело эпидемическими болезнями, при этом каждый из пленных за 3 месяца должен был болеть не менее двух раз. Официально за этот период было зарегистрировано 2561 смертный случай, т.е. за 3 месяца погибло не менее 25% от общего числа военнопленных».

За несколько месяцев до этого, польский генерал-поручик Ромер, в своем отчете от 16 декабря 1920 года о результатах проверки пленных в Тухоли, отмечал, что в лагере "…на пищевом довольствии в среднем 6000, количество больных по причине значительного числа инфекционных болезней идет вверх — 2000, средний уровень смертности в день — 10 человек… Пленные, правда, в рваной одежде, но по сравнению с другими лагерями, за небольшим исключением, в целом одеты, обуты… Размещение пленных не совсем надлежащее. Пленные ослаблены, требуют поддержки, размещены в очень плохих землянках".

В то же время документы свидетельствуют, что при заболеваемости в 2000 чел. смертность зимой 1920/21 гг. в польских лагерях для военнопленных была несравненно выше. Так, начальник медицинской службы Французской военной миссии в Польше майор медслужбы Готье в начале ноября 1920 года отмечал, что в лагере Стшалково при заболеваемости в 2200 больных смертность достигала 50 человек в день. В середине ноября она составила уже 70 человек в день. Представители американского Союза Христианской молодежи еще в октябре 1920 года отмечали, что в Тухольском концлагере "состояние лазарета ещё хуже, чем в Стшалково". Поэтому нет сомнений в том, что смертность в Тухольском лазарете в декабре 1920 года была значительно выше 10 человек в день, и что генерал Ромер стал жертвой мягко говоря неточной лагерной отчетности.

Российские исследователи С.Стрыгин и В.Швед отмечают: «В сборнике документов "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." есть свидетельства, на основании которых можно сделать выводы о реальной смертности в Тухольском лагере. Это чрезвычайно важно, так как известно, что в 1919-20 гг. польские власти фактически не вели достоверного учета умерших в плену красноармейцев. Об этом заявляли уполномоченные Международного комитета Красного Креста (МККК), уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовска и др. Несложные арифметические подсчеты показывают, что осенью 1920 года месячная смертность в Тухольском лагере составляла 20-25% от среднесписочного состава, т.е. от 1600 до 2000 человек (на 1 октября 1920 г. в лагере находился 7981 пленный). Если учесть, что численность пленных в лагере в Тухоли за 40 дней октября и ноября 1920 года, когда в лагере свирепствовала эпидемия и лагерь был закрыт на карантин, уменьшилась на 3.252 человек, эти цифры представляются реальными».

О смертности в Тухоли в самые страшные месяцы 1920/21 гг. (ноябрь, декабрь, январь и февраль), по словам российских исследователей, «остается только догадываться. Надо полагать, что она составляла никак не меньше 2000 человек в месяц. Польский исследователь проблемы профессор З.Карпус утверждает, что в январе 1921 года умерло «всего лишь» 560 пленных. Согласимся с этим и суммируем данные о смертности в лагере в Тухоли, которые охватывают период в 171 день из 420 дней существования лагеря. Получается 6.312 умерших менее чем за полгода пленных красноармейцев, что более чем в три раза превышает цифру смертности "большевистских военнопленных" в 1950 человек за все 14 месяцев его существования, предлагаемую З.Карпусом».

При оценке смертности в лагере Тухоли необходимо также помнить, что представитель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньска в своем отчете о посещении лагеря в декабре 1920 года отмечала, что: "Трагичнее всего условия вновь прибывших, которых перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие… После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают". Смертность в таких эшелонах достигала 40%. Умершие в эшелонах, хотя и считались направленными в лагерь и захоранивались в лагерных могильниках, официально в общелагерной статистике нигде не фиксировались. Их количество могли учитывать лишь офицеры II отдела, которые руководили приемом и "сортировкой" военнопленных. Также, по всей видимости, не отражалась в итоговой лагерной отчетности смертность умерших в карантине вновь прибывших военнопленных. В этом контексте представляет особый интерес не только процитированное выше свидетельство начальника II отдела польского Генштаба И.Матушевского о смертности в концлагере, но и воспоминания местных жителей Тухоли. Согласно им еще в 1930-х гг. здесь имелось множество участков, «на которых земля проваливалась под ногами, а из нее торчали человеческие останки».

Вторая Речь Посполитая создала огромный «архипелаг» из концентрационных лагерей, станций, тюрем и крепостных казематов. Он просуществовал сравнительно недолго – около трех лет. Но и за это время успел уничтожить десятки тысяч человеческих жизней. Был ли Тухоли, один из наиболее крупных «островов» этого «архипелага» лагерем смерти – решать читателю.

Автор статьи: Белорусский политолог Николай Малишевский специально для «NewsBalt»