Данные заметки предлагаются читателям не с целью «бросить тень» или тем более «опорочить» уникальный художественный фильм «Брестская крепость». Я солидарен с мнением подавляющего большинства зрителей, что это пока лучшая лента о Великой Отечественной войне за всю историю постсоветского кинематографа, поистине — героическая киноэпопея. Картину нельзя смотреть без слез, без сострадания героям, она несет в себе большой эмоциональный заряд и является, несомненно, настоящим патриотическим фильмом на фоне многих нынешних сериальных и полнометражных поделок на тему войны, которые демонстрируются на наших экранах.
Но есть три причины, которые побудили меня взяться за перо.
Авторы «Брестской крепости» — режиссер Александр Котт и продюсер Игорь Угольников — позиционируют свою работу как основанную исключительно на документальном материале, основой которого являются одноименная книга Сергея Смирнова и ряд архивных источников, которые они проштудировали, готовясь к съемкам. Кроме того, они проделали тщательную работу в деле воспроизведения точности даже в деталях — например, в форме военной одежды той поры, в оружии, в технике. И такую же — в показе взрывов и разрушений, ран и ссадин, огня и копоти, даже смерти… Мне уже доводилось писать о том, что, скажем, историки-реконструкторы обмундирования той поры поставили высший балл художникам по костюмам, заметив, что «фильм этот в полной мере можно использовать как достоверный источник, потому что там все четко, правильно до мелочей сделано».
Однако в своем киноповествовании создатели в ряде моментов заметно отошли от оригинального описания подвига защитников бастиона. Равно как и придумали некоторые эпизоды, которых в силу исторических причин просто не могло быть. Имеются и явные небрежности в сценарии, которые отра-зились и на экране. Потому есть смысл при всем том понимании, что Котт и Угольников создавали художественное экранное произведение, а не документально-публицистический фильм, что называется, в определенной степени «восстановить справедливость».
Второй момент — это то обстоятельство, что фильм начинает жить серьезной «послепрокатной» жизнью. Создатели передают пять сотен его копий в различные учебные заведения, в том числе и в военные, а также в музеи, общественные организации — с тем, чтобы картина активно участвовала в патриотическом воспитании прежде всего молодого поколения, которому, собственно, всецело и адресована картина. И при всем позитивном ее восприятии молодежью у некоторых юных, особенно тех, кто интересуется историей родной страны и Великой Отечественной войны в частности, могут возникнуть некоторые вопросы относительно достоверности показанных в «Брестской крепости» исторических событий. Вопросы эти могут зародить сомнения в той «исключительной, первоисторической правде», которая якобы заложена в киноленте. Да и другие зрители уже справедливо «требовали» в своих откликах на картину «большей точности в деталях».
«Фильм отличный, — написал один из таких невольных рецензентов, — тем обиднее «исторические» ляпы… Уж если в фильме есть реальные персонажи, то тут требуется абсолютная точность в воспроизведении фактов их жизни на экране. Но все равно — фильм отличный».
Педантичная детализация эта важна потому, что фильм «Брестская крепость» после выхода на экран стал уже неким эталоном в художественном показе исторических событий, своеобразной «истиной в последней инстанции».
Наконец, в‑третьих, отдельные критики в своих отзывах на картину порой излишне акцентируют внимание на имеющихся в ней недочетах. Обозначая ниже полный список обнаруженных несоответствий, нужно подчеркнуть, что ни каждый в отдельности, ни все суммарно они никоим образом не умаляют высокохудожественного содержания фильма и его выдающейся общественно-политической, социальной значимости. Как справедливо заметил небезызвестный историк, специалист по Второй мировой войне Марк Солонин, «Александр Котт снял фильм-реквием, героическую легенду про людей-титанов и их гибель в борьбе со Злом. Любой народ, который хочет выжить, должен иметь такие легенды и такие фильмы. Обсуждать фильм-реквием, фильм-легенду с точки зрения соответствия кинотекста реальным событиям июня 1941 года просто глупо».
«Глупо» — верно лишь отчасти. Тот же Солонин в контексте своего доброго отзыва вспомнил слова Ивана Бунина, который как-то заметил, что на яблоне имеют право расти золотые яблоки, главное, чтобы груши не росли на вербе…
С обозначенных позиций и проведем «работу над ошибками», допущенными в киноленте «Брестская крепость», следуя за развитием экранного повествования. По ходу этой «правки» опровергнем также необоснованную критику, которую дали некоторые специалисты.
1. Любопытно, что первым, кто укорил авторов в некоторой недостоверности, был… Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко. 17 июня 2010 года по его просьбе в Минске состоялся предпремьерный показ картины с участием белорусских ветеранов и кинематографистов. После было обсуждение. Лукашенко, обращаясь к Игорю Угольникову, Александру Котту и другим членам творческой группы, сперва сказал буквально следующее: «Я очень внимательно посмотрел фильм. В самом начале там показывают хлебное поле с урожайностью, наверное, центнеров 80 с гектара. Мне это сразу бросилось в глаза, потому что раньше такой урожайности не было. А рядом рапс растет — а такой сельскохозяйственной культуры тогда у нас тоже не было». Присутствующих рассмешил такой «заход» (и Лукашенко тоже поддержал эту реакцию улыбкой). Надо понимать, что «главный зритель» страны как профессиональный аграрий, в свое время много лет руководивший крупным и преуспевающим сельхозпредприятием, не мог пройти мимо такого «ляпа» в фильме так же, как образованные историки и военные специалисты — мимо «своих» неточностей. Но в дальнейшем белорусский лидер весьма лестно отозвался о просмотренном кинопроизведении.
Замечание относится к эпизоду, когда 21 июня 1941 года полковой комиссар Фомин (актер Павел Деревянко) возвращается со станции в крепость. Вдоль дороги по одну сторону растет пшеница, готовая «дать» 80 центнеров с гектара (до 1940 года, скажем, на хлебоносной Кубани собирали в среднем лишь по 12 центнеров с га, а по стране — 10,5 центнера), а по другую — тот самый рапс, который тогда не возделывали. Всего лишь 20 секунд показа — но профессионалу Лукашенко хватило, чтобы заметить эти два несоответствия. Кстати, рапс в дореволюционной России выращивали, в начале XX века посевная площадь под ним достигала 300 тыс. га, страна экспортировала 175 тыс. тонн семян рапса. А затем был спад, и лишь в конце XX века вновь вернули на поля данную культуру.
И еще можно заметить, что пшеница в фильме уже пожелтела, в то время как 22 июня она должна была быть еще зеленая (съемки «Брестской крепости» проходили в июле — октябре).
Почему я так подробно «мусолю» эти «несущественные мелочи», увидеть которые доступно лишь узкопрофильному специалисту? Все дело в том, что когда их, этих мелочей, слишком много, или пусть даже одна-две, но очень броские, восприятие даже хорошего произведения смазывается, начинаешь «сомневаться» и в достоверности экранных событий. Сам продюсер Угольников в интервью автору этих строк говорил, мол, да, где-то чего-то недосмотрел, производство фильма — такая вещь, что, как бы ни хотел, а за всем не углядишь. Благо многое «углядели», ляпов в фильме мало и они не «катастрофические».
Поясню свою мысль еще таким примером. В 1972 году на экраны страны вышел замечательный фильм Станислава Ростоцкого «…А зори здесь тихие», ставший классикой отечественного и мирового кинематографа. А в 1990 году в Ялте на семинаре молодых армейских литераторов я беседовал с одним маститым писателем, фронтовиком, который, впрочем, больше не о войне писал, а о природе в духе Тургенева, Бунина, Пришвина или Троепольского. Разговорились. И мне запомнилась его фраза. Не воспроизведу ее сейчас буквально, но смысл таков: всем хороши «Зори…», одним плохи: там показывается северная начинающаяся осень, в которой долго кукует кукушка. А этого просто не может быть! Потому что, во‑первых, кукушки очень редко «докуковывают» и до десяти (а по фильму девушка насчитывает раз 15), и, кстати, поэтому народная мудрость «не рекомендует» у нее спрашивать, сколько жить осталось… Во‑вторых, все кукования заканчиваются к концу июля и возобновляются лишь следующей весной; а в‑третьих, в северном осеннем лесу (по сюжету события в фильме развиваются в Карелии) кукушки просто не могло быть, поскольку эти птицы и из средней полосы улетают на юг в августе…
Конечно, заметил писатель-знаток, эта кукушка нисколько «не портит» фильм, но желательно, чтобы в кинопроизведениях подобного рода таких «досадных промахов» не было вообще. Ибо слишком свята тема фильма!..
Мудро сказано… Кстати, в замечательном фильме Андрея Тарковского «Иваново детство» (снятого по повести Владимира Богомолова «Иван») кукушка кукует «правильно» — пять раз в «ее» период кукования.
А уж когда военный фильм смотрит профессиональный военный или историк, представляете, сколько они могут несоответствий «нарыть»?! Впрочем, касательно «Брестской крепости» достаточно быть знакомым с книгой Сергея Смирнова. Выверенной и остающейся и сегодня поразительно точной при том, что открылось множество архивных данных. Первоисточники только подтверждают описанное Смирновым.
2. В начале картины днем 21 июня начальник 9‑й погранзаставы лейтенант Кижеватов (актер Андрей Мерзликин) фотографируется с семьей, а в конце фильма, приняв последний бой, он, раненый, рассматривает «эту самую» фотографию. Чего, конечно, никак не могло быть. Очевидно, сценаристы, а вслед за ними и киносъемщики явно спутали нынешние компьютерные технологии в изготовлении фотографических карточек с муторными и длительными тогдашними. В лучшем случае в условиях 1941 года Кижеватов мог иметь фото семьи через неделю. К тому же фотография, просто лежавшая в кармане гимнастерки, после недели боев выглядит почти как новенькая, не пропиталась ни гарью, ни копотью, не помялась… Впрочем, это можно отнести к своеобразной аллегории создателей картины.
3. В фильме лейтенант Кижеватов носит знаки различия старшего лейтенанта — три красных эмалированных квадрата, в то время как лейтенанту положено два. Звание лейтенант ему было присвоено 25 февраля 1941 года, и именно в этом ранге он встретил войну. Вот у лейтенанта-особиста Ванштейна (роль второго плана, весьма тонко исполненная Михаилом Правиком) на петлицах знаменитые «два кубаря» — соответствие.
4. При въезде полуторки с главным героем фильма Сашкой Акимовым (роль, бесподобно сыгранная московским кадетом Алешей Копашовым) через Холмские ворота в крепость камера в течение десятка секунд показывает польский герб на башне, что над аркой ворот. Помню, на пресс-конференции перед премьерным показом картины в ночь на 22 июня главный ее консультант директор мемориального комплекса «Брестская крепость-герой» Валерий Губаренко, отвечая на мой вопрос, упомянул об этом гербе. По его словам, он, увидев этот символ польской государственности, сделал замечание авторам фильма: в 1941 году «ляхского» герба на воротах советской крепости, ставшей таковой, как известно, в 1939‑м, быть уже не могло. В противном случае допустившие такую «антисоветчину» могли быть объявлены польскими шпионами (с соответствующим исходом). Губаренко заметил, что авторы учли это его замечание. Оказалось, что по какой-то причине не учли.
Интересно, что тот же орел, которого, по логике вещей, «не должно было быть», у военного историка Алексея Исаева, напротив, «вызывает теплые чувства». В своей статье, посвященной разбору фильма, он утверждает, что польский белый орел на Холмских воротах просматривается на снимках 1941 года.
5. Когда Фомин на попутке приезжает в крепость, мы видим, как младший командный состав играет в шахматы. Таких дорогих сувенирных фигур и доски в армейской казарме быть не могло, они были значительно скромнее. Как отметил один из знатоков, показанный в фильме шахматный комплект был выпущен в 1980 году перед Олимпиадой в качестве элитного сувенира из СССР и стоил 80 рублей (бешеные по тем временам деньги!). И впрямь, авторы картины могли бы позаимствовать простые шахматы в Брестском погранотряде (я сам видел там такие, как-то раз побывав в подразделениях брестских пограничников), а не отвлекать зрителя коллекционными позолоченными и посеребренными керамическими фигурами.
6. Старший политрук Иван Почерников (актер Евгений Цыганов) покупает в магазине пиво и лимонад в современных бутылках. Правда, этикетки на них попытались стилизовать под 1941 год…
Это примерно такой же «мелкий» режиссерский прокол, как и, скажем, в небезызвестном фильме Михаила Пташука по одноименному роману Владимира Богомолова «В августе 44‑го…». Там, помнится, показывают железнодорожную станцию, а под рельсами — шпалы из бетона, которые появились в СССР лишь в 1970‑х годах. Аналогичный случай — появление современной электрички в знаменитом фильме «Место встречи изменить нельзя», события в котором разворачиваются в первые месяцы после Победы.
7. Проникновение большого числа немецких диверсантов в Брест в фильме показано в соответствии с книгой Смирнова: «21 июня вечером в городе и даже в крепости появились немецкие диверсанты, переодетые в форму советских бойцов и командиров и хорошо говорившие по-русски. Часть из них была якобы переброшена через границу в товарном поезде с грузами, который немцы подали накануне войны на станцию Брест в счет поставок Германии по торговому договору с Советским Союзом. Под покровом ночи эти диверсанты выводили из строя линии электрического освещения, обрезали телефонные и телеграфные провода в городе и крепости, а с первыми залпами войны принялись действовать в нашем тылу».
Авторы фильма в очередной раз растиражировали это довольно сомнительное проникновение в товарняке большого количества диверсантов, что вызвало справедливое недоумение внимательных зрителей: как так, в вагоне на территорию СССР перебрасывается вражеская рота, а пограничники с собаками и таможенники, как говорится, ни ухом ни рылом… Хотя такое «теоретически» и могло быть: как известно, Сталин приказывал «любить» немцев до гроба и «на провокации не поддаваться». Но сам факт такой наглости в условиях соблюдения повышенной скрытности при подготовке операции «Барбаросса» даже за 8–10 часов до начала вторжения представляется легендой.
Впервые это так документально и не подтвержденное «проникновение в последнем германском эшелоне» было подробно показано в киноэпопее Юрия Озерова «Битва за Москву» (1985). Хорошо, что Котт и Угольников по примеру Озерова не вплели в этот эпизод своего фильма известного гитлеровского любимчика Отто Скорцени, который будто бы возглавлял диверсантов в Бресте. Любопытно, что в своих мемуарах, опубликованных после войны, диверсант № 1 гитлеровского рейха хоть и упоминает, что побывал в Бресте в первые дни нападения, о своем участии в осуществляемых там подрывных операциях ни словом не обмолвился. Что, кстати, отмечает в своей книге и Сергей Смирнов. Однако он показывает особенную активность гитлеровских агентов в районе Бреста, которые были переодеты в форму советских бойцов и командиров и хорошо говорили по-русски. Но и он оговоркой «якобы» выражает сомнение в том, что они могли прибыть из-за границы в вагоне товарняка.
Сегодня известно, что в приграничной полосе перед началом вторжения действительно активно действовал гитлеровский 800‑й учебный полк особого назначения «Бранденбург» (Lehr-Regiment Brandenburg zur besondere Verdienste 800) — часть, созданная абвером (военной разведкой вермахта). Согласно приказу по боевому применению бранденбуржцев (в целях маскировки они назывались «охранными ротами»), они внедрялись на территорию СССР небольшими группами, а отнюдь не целыми вагонами. Например, 14 июня 1941 года командующий 4‑й танковой группой (осуществляла план «Барбаросса» в направлении Прибалтики, Ленинграда, затем атаковала Москву) генерал-полковник Эрик Гепнер получил секретный приказ № 249/41 (только для командования) по использованию приданной ему роты 800‑го полка. Она насчитывала 220 унтер-офицеров и рядовых, которыми командовали два офицера. Гепнеру рекомендовалось, в свою очередь, придать взводы этой «хозроты» командирам вверенных ему частей для использования их «только на важных объектах» и «своевременно их поддерживать своими подразделениями, чтобы группы не несли неоправданных потерь».
«Важными объектами» поначалу являлись преимущественно мосты, через которые должны были проследовать танки в ходе развития блицкрига. Диверсанты атаковали также арсеналы и топливные склады, повреждали линии связи, умело направляли по ложному пути в засады отступавшие советские части или наводили на них авиацию люфтваффе. Есть свидетельства и того, что группе бранденбуржцев под видом советских солдат удалось проникнуть и на территорию Брестской крепости — о чем не раз упоминает в своей книге Смирнов.
Надо отдать должное писателю: в ряде случаев, говоря о гитлеровских диверсантах, он употребляет такие оговорки, как «якобы» и «видимо», подчеркивая тем самым то обстоятельство, что он не уверен на 100 процентов в правдивости описываемых им фактов. Это касается и проникновения немцев в Брест в товарном вагоне. А вот рассказывая о том, что за час до нападения во всей крепости не горел свет, автор книги уже с большей уверенностью констатирует: «Это была не авария. Переодетые немецкие диверсанты уже действовали в крепости и перерезали осветительный кабель». Именно за час до рассвета — это важная деталь, но не в момент, когда в клубе шел фильм, не вечером 21 июня, когда, к тому же, темнело поздно. Агрессоры не стремились раньше времени насторожить будущих защитников и до последней секунды нападения старались сохранить фактор внезапности. Это немаловажная деталь, которой создатели фильма пренебрегли.
Кстати, Смирнов черным по белому пишет, что в клубе в этот день показывали популярный в ту пору фильм «Чкалов», а отнюдь не кинокомедию «Веселые ребята». Последним создатели ленты «Брестская крепость», очевидно, хотели подчеркнуть, сколь мирным, а то и благодушным (лейтенант Кижеватов, беседуя с женой, отвергает возможность начала войны этой ночью) было настроение обитателей бастиона. Но и это не совсем так. Как пишет Смирнов, ссылаясь на свидетельства выживших героев, «многие люди в тот вечер пережили необъяснимое чувство подавленности, глухой и безысходной тоски, с какими нередко приходит к человеку сознание близкой беды». Кстати, в фильме это отчасти передано в том месте, где майору Гаврилову, находящемуся дома, что называется, чай в горло не лез.
Как справедливо замечает в своих заметках по поводу фильма военный историк Алексей Исаев, «немцы не резали связь и электричество 21 июня»: «В реальности в крепость из штаба 4‑й армии в 3.30—3.45 успели передать сигнал тревоги, но располагавшиеся в ней подразделения просто не успели поднять по тревоге и вывести из мышеловки».
Действительно, как писал в 1961 году в своих изданных под грифом «Секретно» мемуарах генерал-полковник Леонид Сандалов (в начале войны он — полковник, начштаба дислоцирующейся в Бресте 4‑й армии), «примерно в 2 часа ночи 22 июня прекратилась проводная связь штаба армии с округом и войсками. Связь удалось восстановить только в 3 часа 30 минут. Разрыв проводов обнаружили наши связисты в Запрудах и Жабинке» (это деревни на восток от Бреста, одна на пути к райцентру Кобрин, другая — за Кобрином). Что еще раз подчеркивает, как умно действовали бранденбуржцы. И дальше у Сандалова: «До 3 часов 45 минут командующий армией сам лично по телефону отдал два приказания: начальнику штаба 42‑й стрелковой дивизии поднять дивизию по тревоге и выдвигать ее из Брестской крепости в район сбора; командиру 14‑го механизированного корпуса привести корпус в боевую готовность. В 4 часа 15 минут — 4 часа 20 минут начальник штаба 42‑й стрелковой дивизии доложил, что противник начал артиллерийский обстрел Бреста».
То есть диверсанты 800‑го полка абвера выполнили свою задачу отменно.